Лида помешивала суп. Фартук топорщился. Причём как-то вызывающе сильно, даже меня обставил, а я на свои размеры не жалуюсь. Я попятился, Лида улыбнулась и двинулась ко мне с поварешкой в руках.

— Может, не надо? — робко попросил я, рассчитывая мысленно, успею ли сбежать.

— Надо Герман, надо.

В голосе Лиды мёд. В моём — паника. Я понял, что сейчас, пожалуй, не время для расшаркиваний, развернулся и дал деру. Над моей головой просвистел брошенный половник, врезался в стену, выбив из неё кусок штукатурки. В воздухе заклубилась пыль. До двери один лишь шаг. В последнем, отчаянном рывке я тянулся к дверной ручке, а Лида обхватила меня сзади, прижимаясь к спине грудью. О груди мне не думается, думается о члене, спрятанном под фартуком. Я орал, отталкивал от себя Лиду и, наконец, проснулся.

Матрас немногим выше пола, но падать с него неприятно — жёстко и холодно. Тем более даже в столь ужасном виде Лила умудрилась меня возбудить — у меня нешуточная эрекция. А ею, знаете ли, о твёрдый пол не очень приятно. И меня не отпускает ощущение, что все не так. Слишком реалистично было то прикосновение. Как будто… по-настоящему. Я даже успел почувствовать соски, съежившиеся от холода.

Я поднялся с пола. Сел, потянул на себя одеяло. Оно не тянулось. Вгляделся в полумрак, глаза к которому привыкали с трудом. Лида. Сидит на моём матрасе. Глаза — тёмные провалы. На меня смотрит. Одеяло моё к груди прижимает.

— Ты кричал…

— Кошмар приснился.

Лида собрала одеяло, замотавшись в него, словно в кокон, принялась неуклюже подниматься — собралась уходить. Этого я допустить никак не мог. Тем более не для этого же вопроса она ко мне приходила на матрас…

— Нет уж, стой, — сказал я.

Дёрнул успевшую подняться Лиду за одну из складок одеяла. Она завалилась на меня сверху. Упасть я не дал — поймал. Прижал к себе, трепыхавшуюся, отчего-то ужасно холоднющую. Ничего, сейчас отогреем. Определил добычу на матрас, навалился сверху, чтоб точно не убежала. Новости следовали одна за другой. Все хорошие. Первая — из-под одеяла ничего неположенного не торчало. Вторая — похоже, под этим самым одеялом Лида совсем голенькая. Третья — убегать, вроде не собирается. Замерла, словно птичка, пойманная в силки.

Я так безумно её хотел, что мне даже страсти её не нужно было. Не сейчас, даже не замечу. Я до тела дорвался. Так что пусть… лежит. Я прижался лицом к шее, на которой бешено билась жилка. Втянул воздух.

— Все ещё молоком пахнешь, — шепнул я удовлетворённо и лизнул, пробуя кожу на вкус.

Лида была вкусной. Она всхлипнула, словно сдаваясь, забросила руки мне на шею, тиская, сжимая кожу пальцами. Словно больно хотела мне сделать. Приподнялась, нашла мои губы. Впилась ртом. Пожалуй, просто лежать она не согласна. А я только за.

Стянул с неё одеяло. И правда — голая. Только вроде холодная была, как льдинка, а сейчас — словно уголек из печки. И вся моя. Близко-близко. Рукой скользнул по бедрам, сжал грудь, которая тоже идеальная — как раз для моей пятерни. Я втянул сосок в рот, отдаленно жалея, что она уже не кормит — попробовать молоко из женской груди кажется очень возбуждающим. Я ещё даже не проник внутрь, а уже постанывал. Лида тоже.

Живот плоский. Ямка пупка, которую я обвел пальцем. Торопливо, потому что никакого терпения уже нет, я боялся кончить просто от близости её обнаженного тела и вседозволенности. Коснулся промежности, Лидка вздрогнула всем телом, практически дернулась. Она уже мокрая. Скользкая. С удовольствием провел по ней пальцами, ввел внутрь. Хочу касаться её языком, втягивать клитор в рот, но сейчас на это просто времени нет. Взорвусь. Потом. Теперь Лида от меня никуда не денется.

Стянул с себя трусы — безобразие, я все ещё в них. Так увлекся женским телом, что о своём забыл. Навис на Лидой. Она с готовностью развела ноги, приподняла бедра. Я придерживал их одной рукой. Лида сама направила мой член в себя. Я толкнулся, она поспешно убрала руку, вцепилась в моё предплечье. Я вошел, резко подаваясь вперёд. Полностью, до упора. По-моему, даже зарычал, смешно, да? Лида закричала.

— Тише… тише, — шепчу я в её ухо. — Соньку разбудишь.

Если меня что-то сейчас остановит, я просто умру на месте от неудовлетворённости. Лида впилась зубами в моё плечо. Я стонал, то ли от боли, то ли от возбуждения. Пусть кусает. Главное — не останавливаться. Лида обхватила меня бедрами, толкалась, поторапливая. А меня заливал кайф… не могу подобрать слов… может, истома? Возбуждение охватывало все тело, даже в кончиках пальцев оно билось, не находя выхода наружу.

Я двигаюсь. Мы тяжело, с всхлипами и стонами дышим. Я не мог разобрать, где чьё дыхание, да и важно ли это? Я уже на грани. Кажется, оргазм, который меня ожидает, будет сильнее всего, что я испытывал до этого. Лида вскрикнула и снова прикусила мою кожу. Выгнулась в судороге. Сжалась вокруг моего члена, до сладкой боли. Стонет.

Я обхватил её лицо, не давая отвернуться, поцеловал, глубоко — мне хочется пронзить её всю, насквозь, испытать — как оно? Сладкая. Господи, как хорошо то! Я буквально вгрызался в её тело. И кончил. Я не ошибся — таких оргазмов у меня ещё не было.

Со спины стекали капли пота. Меня всего трясло. Я прижимался лбом к её плечу, гасил крики, рвущиеся из горла. Возбуждение, которое, наконец, нашло выход, окатило всё тело болезненными волнами наслаждения.

Я уже в состоянии думать. Думаю — надо устроить забег без ребёнка, спящего рядом в кроватке. И орать вволю, чтобы стекла дребезжали.

Падаю на Лиду. Потом спохватываюсь — тяжёлый. Устраиваюсь рядом, её в охапку. Тело удовлетворено, но рукам все мало. Кажется, я тискал и оглаживал Лиду, даже засыпая. Она порывалась встать.

— Куда? — недовольно спросил я сквозь сон.

— В ванную…

— Так спи. И так хорошо.

И к себе прижал. Она устроилась аккурат голой попкой в мой пах. Я засыпал, но уже ждал утра. Надеюсь, Сонька будет спать. И таблетку надо купить экстренной контрацепции. Два монстрика нам совсем трахаться не позволят. И презервативы, много-много презервативов. На этой последней дельной мысли я, наконец, уснул.

Ночью, стоило Лиде встать, я проснулся. Я бы не удивился, если бы она попыталась сбежать. Она пошла к Соньке. Развела смесь, ходила по комнате, убаюкивая. Мне хотелось спать, но я бдил. Я на посту. Действительно, уложила Соньку, и шагает к постели. Своей.

— Ну-ка стоять, — поймал я её за лодыжку, стоило ей только вступить в опасную близость от кровати. — Попытка бегства пресечена в зародыше.

Лидка тихо рассмеялась. Сняла свой халат — сколько раз я гадал, что под ним? — и нырнула ко мне.

К сожалению, утро было далеко не таким идиллическим, как мне мечталось. Сначала что-то грохнуло на кухне. Словно все кастрюли и сковородки разом полетели на пол. Потом виновник сего безобразия, Сатана, начал реветь в прихожей, требуя выпустить его на волю. Он отоспался в одиночестве на хозяйской постели, и теперь его ждали новые подвиги. С опозданием в три секунды к реву присоединился плачь Соньки.

Я встал, выбираясь из тёплого кокона одеяла в котором пряталась голая Лидка, натянул брошенные на пол шорты. Достал из кроватки монстрика младшего, выпустил старшего. Сонным приведением пробрела мимо Лида. В ванную. Зашумела вода. Я поставил чайник, занялся смесью. Усадил Соньку в креслице, дал ей бутылочку. Она пыталась держать её сама, но бутылка была тяжёлой и кренилась на бок. Я вздохнул и придержал, пока она жадно сосала.

– Вот стану снова миллионером, – сказал я девочке. – Куплю огромный дом. И двух нянь. Одну для тебя, а вторую для Сатаны.

Сонька выплюнула бутылочку и надула губами молочный пузырь. Он лопнул, она икнула. И как положено, пукнула. Началось в колхозе утро.

Лидку я поймал, когда она уже собиралась уходить. Она пыталась делать вид, что ничего особенного не произошло. А у меня руки чесались её где-нибудь в углу зажать и показать, как должно было наше утро начинаться. Вот сейчас и зажал.